Исаак Бабель родился в Одессе в состоятельной семье. Его отец был правоверным евреем и заставлял сына учить родной язык, Библию и Талмуд. Будущий писатель писал позднее в своей «Автобиографии», что дома ему жилось трудно, так как с утра до вечера ему приходилось изучать еще и множество других наук, поэтому отдыхал он в школе.
Учился Бабель в Одесском коммерческом училище имени императора Николая I. Это было престижное учебное заведение, где готовили квалифицированных работников для банков и крупных коммерческих предприятий. Кроме специальных предметов, в училище хорошо было поставлено преподавание иностранных языков — английского, немецкого и французского. Какое-то время Бабель даже писал на французском языке рассказы, но потом перешел на русский.
По окончании училища Бабель поступил в Коммерческий институт в Киеве и закончил его в 1915 году, после чего отправился в Петербург. Однако там молодого человека никто не ждал с распростертыми объятиями, к тому же он был евреем, для которых существовала «черта оседлости». Они должны были жить там, где им было предписано. Тем не менее, Бабель решил остаться в столице и, скрываясь от полиции, снимал угол у вечно пьяного официанта.
К тому времени у Бабеля было написано уже немало рассказов, которые он безуспешно пытался опубликовать. Все редакторы из числа известных литераторов, к кому обращался будущий писатель, советовали ему поступить работать в лавку, но он продолжал надеяться на свою звезду. Так продолжалось, пока Бабель не попал к Горькому. Знаменитый писатель, сам прошедший нелегкую школу выживания, поддержал молодого человека и напечатал его рассказы в своей «Летописи». Эти рассказы сделали имя Бабеля известным, но не в литературных кругах, а в полиции. Молодого сочинителя решили привлечь к уголовной ответственности по статье 1001 (порнография), а также за попытку «ниспровергнуть существующий строй».
Дело в том, что рассказы Бабеля были посвящены той прозе жизни, о которой писать «не следовало», а он написал - о проститутках, об их жизни, соединив духовное и физиологически-плотское, поскольку считал заслуживающим внимания все, что происходит в жизни. Этой своей позиции он остался верен до конца.
На Бабеля было заведено уголовное дело, но суд не состоялся только по той причине, что грянула Февральская революция. А Бабель продолжал писать. Однако Горький, опубликовавший первые рассказы Бабеля, остался недоволен его новыми произведениями и посоветовал ему пойти «в люди», набраться жизненного опыта, посмотреть, чем и как живет народ.
В течение семи лет Бабель испробовал множество профессий и многое познал. Он был солдатом на румынском фронте, потом служил в ЧК, в Наркомпросе, в продовольственных экспедициях, воевал в Северной армии против Юденича, в Первой Конной армии Буденного, работал в Одесском губкоме, был выпускающим в 7-й советской типографии в Одессе, работал репортером в петроградских и тифлисских газетах. Как вспоминал сам Бабель, «только в 1923 году я научился выражать мои мысли ясно и не очень длинно. Тогда я вновь принялся сочинять».
Самые, пожалуй, сильные впечатления оставила у Бабеля его служба в рядах Первой Конной армии, которой он посвятил свою знаменитую повесть «Конармия». Писатель туда приехал как корреспондент газеты «Красный кавалерист» под именем Кирилла Васильевича Лютова. Он должен был писать агитационные статьи и вести дневник военных действий. Но одновременно он вел и свой личный дневник, записывая в него все свои впечатления, которых было множество и которые ошеломляли писателя. Наблюдая за тем, что происходило, Бабель, по его собственным словам, «думал и тосковал» о судьбах революции. Теперь она представлялась ему совсем не такой, как со стороны, поскольку слишком много было в ней ничем не оправданной жестокости. Он не мог понять, почему казаки убивали всех подряд — и своих врагов, и мирных жителей, и в то же время не щадили себя «ни в жизни, ни в смерти». Бабель замечал, как в душах людей, вовлеченных в гражданскую войну, бушевали тяжелые страсти, порожденные смутными инстинктами. Получалось так, что те люди, которые боролись за светлые идеалы, были политически и духовно незрелыми, бескультурными, поэтому несли с собой смерть и разрушение. Писатель в реальности увидел, как в этой бессознательной ненависти погибают идеи революции. И в то же время он не обвинял конармейцев: они были естественны в своих поступках, как бывают естественны звери в лесу. Они жили, как умели, и воевали, как умели.
«Я чужой, — записывал Бабель в своем дневнике, причем рядом с дружескими записями о тех людях, с которыми ему приходилось жить. — Почему у меня непреходящая тоска? Потому что далек от дома, потому что разрушаем, идем как вихрь, как лава, всеми ненавидимые, разлетается жизнь, я на большой непрекращающейся панихиде».
Отдельные новеллы из цикла «Конармия» Бабель начал публиковать еще в 1923 году, когда в обществе уже сложились стереотипы по поводу героев гражданской войны. Они представлялись легендарными личностями, а тут был совершенно другой мир и совершенно другие люди.
Сразу же возникли споры, как понимать и как принимать произведение писателя. То ли это очернительство героической революционной истории, то ли революционная романтика. Большинство критиков увидели в «Конармии» «поэзию бандитизма». Бабелю пришлось объяснять, что он не собирался писать героическую историю Первой Конной армии и что он предлагает читателям художественное произведение, в котором пытается осмыслить все, что он увидел и прочувствовал.
В дискуссии принял участие и М. Горький, который снова поддержал Бабеля. Он опубликовал похвальный отзыв о его произведении, в котором заявил, что увидел в «Конармии» героев, похожих на запорожцев. «Бабель украсил их «изнутри», — писал Горький, — он украсил их даже лучше, правдивее, чем Гоголь запорожцев».
Однако защита Горького не помогла. Вскоре в «Правде» было опубликовано открытое письмо С. Буденного М. Горькому, где прославленный командарм снова обвинял Бабеля в том, что он искажает образ Первой Конной.
Критики спорили также и о том, что собой представляет Кирилл Васильевич Лютов, от лица которого написаны многие новеллы в «Конармии». Ведь это имя было хорошо известно читателям газеты «Красный кавалерист», где Бабель печатал свои статьи о военных походах. Лютова хорошо знали и бойцы Первой Конной. С ними писатель и после похода сохранял дружеские отношения. Поэтому многие критики считали, что Лютов и Бабель — одно и то же лицо. Однако это было не совсем так. Ведь «Конармия» -художественное произведение. Писатель Бабель так же изучает своего «двойника» Лютова, как и всех остальных героев. Его персонаж — грамотный, интеллигентный человек, он страдает, наблюдая за тем, что происходит. И в то же время, когда казаки признают его «подходящим парнем», Лютов торжествует и читает им ленинскую речь. Он покорно склоняется перед жестокой силой, понимая свою беспомощность. В какой-то степени Бабель отчуждает себя от Лютова и относится к нему иронически, но и сочувствует ему, а значит, и себе, поскольку испытывает те же самые чувства. По словам Блока, в отношениях Бабеля с революцией возникла трагическая «нераздельность и неслиянность». Его завораживала революционная стихия — и в то же время пугала.
Так болезненно Бабель переживал стихию разрушения, может быть, еще и потому, что очень любил жизнь. Она для него всегда была и оставалась высшей ценностью. Эти свои чувства писатель передал в «Одесских рассказах», которые можно назвать настоящим праздником жизни.
К Одессе у Бабеля было особое отношение. Он любил свой родной город и романтизировал его, хотя видел все проблемы, которыми живет город: нищету одних и богатое самодовольство других, страдающее еврейское гетто и черносотенную власть. И, тем не менее, Одесса оставалась для Бабеля символом «раскрепощенного чувства жизни», населенной необычными людьми, для которых жизнь могла быть хорошей или скверной, но в любом случае интересной.
В двадцатые годы Бабель пишет сценарии «Беня Крик», «Блуждающие звезды» и пьесу с символическим названием «Закат». Однако критики увидели в этих его произведениях только разрушение старых семейно-патриархальных связей, которые в то время мало кого интересовали. В 1927 году Бабель поехал в Париж, где жила его первая семья, но скоро вернулся обратно. Смена впечатлений не развеяла его душевной тоски. По возвращении он писал матери: «Несмотря на все хлопоты — чувствую себя на родной почве хорошо. Здесь бедно, во многом грустно — но это мой материал, мой язык, мои интересы. И я все больше чувствую, как с каждым днем я возвращаюсь к нормальному моему состоянию, а в Париже что-то во мне было не свое, приклеенное. Гулять за границей я согласен, а работать надо здесь».
Однако теперь он писал все меньше и меньше, издавая свои старые произведения, хотя новая жизнь продолжала интересовать его и он старался принять в ней самое активное участие. Одно время Бабель даже работал секретарем сельсовета в Молоденове под Москвой и участвовал в коллективизации. В мае 1931 года неподалеку от Молоденова на даче поселился М. Горький, и у них с Бабелем возобновилась старая дружба. В 1933 году Бабель даже ездил к Горькому в Неаполь и работал там над своей пьесой «Мария».
В начале тридцатых годов Бабель много ездил по стране: побывал в Кабардино-Балкарии, в Донбассе, на Днепрострое, в новых совхозах и колхозах, собирая материал для журнала «СССР на стройке». Однако интеллигенция ждала от писателя новых и таких же острых произведений о революции, как «Конармия». Ответственный редактор журнала «Новый мир» даже записал однажды в своем дневнике: «Бабель работал не только в Конной — он работал в Чека. Его жадность к крови, к смерти, к убийствам, ко всему страшному, его почти садистическая страсть к страданиям ограничила его материал. Он присутствовал при смертных казнях, он наблюдал расстрелы, он собрал огромный материал о жестокости революции. Слезы и кровь — вот его материал. Он не может работать на обычном материале, ему нужен особенный, острый, пряный, смертельный. Ведь вся «Конармия» такова. А все, что у него есть теперь, — это, вероятно, про Чека. Он и в Конармию пошел, чтобы собрать этот материал. А публиковать боится. Репутация у него попутническая».
Однако Бабель реально смотрел на жизнь и понимал, что в тридцатые годы, когда революция воспринималась уже только как героическое время, о ней нельзя было писать по-другому. Но полностью изменить себя он не мог. В 1930 году Бабель написал рассказ «Колывушка», в котором речь шла об одном эпизоде коллективизации. Главным героем рассказа писатель сделал крестьянина Колывушку, которого признали кулаком. Из жалости к своей любимой жеребой кобыле, которую пытались отнять у него при раскулачивании, Колывушка сам убивает ее топором. Причем Бабель подробно описывает, как это происходило и как Колывушка поседел за одну ночь. Однако такой безысходный протест не находит отклика в невежественной массе. Ее представляет горбун Житняк, который живет другими заботами и похваляется: «Баба оладий напекла, мы, как кабаны, нашамкались с нею, аж газы пущали...» У Бабеля это звучит не как юмор, а как трагедия.
Со временем имя Бабеля встречалось в печати все реже. Его даже стали называть «прославленным молчальником». А он писал в письмах близким: «Очень трудно писать на темы, интересующие меня, очень трудно, если хочешь быть честным».
Но и в это время Бабель старался жить в согласии с тем, что его окружало. Современники вспоминали, что он считал случайностью и недоразумением сталинский террор, а в 1937 году даже выступил с обвинением в адрес осужденных, напечатав статью «Ложь, предательство и смердяковщина», где были такие слова: «... люди, сидящие на скамье подсудимых... хотели продать первое в мире рабочее государство фашизму, военщине, банкирам, самым отвратительным и несправедливым проявлениям материальной силы на земле».
Такая раздвоенность сознания сопровождала всю жизнь Бабеля и отразилась в его творчестве.
В этом и заключалась его трагедия, которая завершилась в 1940 году.
Писателя арестовали 15 мая 1939 года на даче в Переделкине. Вдова Бабеля А.Н. Пирожкова рассказывала, что при аресте конфисковали все его рукописи — пять папок. Потом она узнала, что ее мужа обвиняют «в антисоветской заговорщической террористической деятельности и подготовке террористических актов... в отношении руководителей ВКП (б) и Советского правительства».
27 января 1940 года писателя расстреляли. Через 14 лет Бабеля реабилитировали, и военный прокурор подполковник юстиции Долженко написал в заключении: «Что послужило основанием для ареста, из материалов дела не видно, так как постановление на арест было оформлено 23 июня 1939 года, то есть через 35 дней после ареста Бабеля».
В книге
Все обо всех: Т. 5: научно-популярное изд. / научный редактор В.В. Славкин (МГУ им. М.В. Ломоносова) – М. : Филол. об-во «Слово», компания «Ключ – С», АСТ, 1997. – С. 39 –
49.
You can do it, too! Sign up for free now at https://www.jimdo.com